Неточные совпадения
Дама, уродливая, с турнюром (Анна мысленно раздела эту женщину и ужаснулась на ее безобразие) и
девочка, ненатурально
смеясь, пробежали внизу.
Девочка, любимица отца, вбежала смело, обняла его и
смеясь повисла у него на шее, как всегда, радуясь на знакомый запах духов, распространявшийся от его бакенбард. Поцеловав его наконец в покрасневшее от наклоненного положения и сияющее нежностью лицо,
девочка разняла руки и хотела бежать назад; но отец удержал ее.
— Всю мою будущую жизнь буду об вас молиться, — горячо проговорила
девочка и вдруг опять
засмеялась, — бросилась к нему и крепко опять обняла его.
— За
девочками охотитесь? Поздновато! И — какие же тут
девочки? — болтал он неприлично громко. — Ненавижу
девочек, пользуюсь, но — ненавижу. И прямо говорю: «Ненавижу тебя за то, что принужден барахтаться с тобой».
Смеется, идиотка. Все они — воровки.
— Какая экзальтированная
девочка, — заметила мать, одобрительно глядя на Клима, — он
смеялся.
Засмеялся и Варавка.
Но человек подал ему чашку чаю и поднос с кренделями. Он хотел подавить в себе смущение, быть развязным и в этой развязности захватил такую кучу сухарей, бисквитов, кренделей, что сидевшая с ним рядом
девочка засмеялась. Другие поглядывали на кучу с любопытством.
Марфенька, напротив, беленькая, красненькая и пухленькая
девочка по пятому году. Она часто капризничает и плачет, но не долго: сейчас же, с невысохшими глазами, уже визжит и
смеется.
— «Как же это, говорит, такой ежик?» — и уж
смеется, и стал он его тыкать пальчиком, а ежик-то щетинится, а девочка-то рада на мальчика: «Мы, говорит, его домой несем и хотим приучать».
В это время среди оставшихся у окон женщин раздался раскат хохота.
Девочка тоже
смеялась, и ее тонкий детский смех сливался с хриплым и визгливым смехом других трех. Арестант со двора что-то сделал такое, что подействовало так на смотревших в окна.
Но вы
смеетесь как маленькая
девочка, а про себя думаете как мученица…
Другие
девочки засмеялись, а она вся покраснела и заплакала.
На следующий день, сидя на том же месте, мальчик вспомнил о вчерашнем столкновении. В этом воспоминании теперь не было досады. Напротив, ему даже захотелось, чтоб опять пришла эта
девочка с таким приятным, спокойным голосом, какого он никогда еще не слыхал. Знакомые ему дети громко кричали,
смеялись, дрались и плакали, но ни один из них не говорил так приятно. Ему стало жаль, что он обидел незнакомку, которая, вероятно, никогда более не вернется.
И Максим
рассмеялся, поглаживая ее руку, которую держал в своей. Между тем
девочка продолжала смотреть на него своим открытым взглядом, сразу завоевавшим его женоненавистническое сердце.
Когда я их расспрашивал, они только весело
смеялись, а
девочки били в ладошки и целовали меня.
Я останавливался и
смеялся от счастья, глядя на их маленькие, мелькающие и вечно бегущие ножки, на мальчиков и
девочек, бегущих вместе, на смех и слезы (потому что многие уже успевали подраться, расплакаться, опять помириться и поиграть, покамест из школы до дому добегали), и я забывал тогда всю мою тоску.
На следующее утро Федор Иваныч с женою отправился в Лаврики. Она ехала вперед в карете, с Адой и с Жюстиной; он сзади — в тарантасе. Хорошенькая
девочка все время дороги не отходила от окна кареты; она удивлялась всему: мужикам, бабам, избам, колодцам, дугам, колокольчикам и множеству грачей; Жюстина разделяла ее удивление; Варвара Павловна
смеялась их замечаниям и восклицаниям. Она была в духе; перед отъездом из города О… она имела объяснение с своим мужем.
До вечера мы не говорили друг с другом; я чувствовал себя виноватым, боялся взглянуть на него и целый день не мог ничем заняться; Володя, напротив, учился хорошо и, как всегда, после обеда разговаривал и
смеялся с
девочками.
— Прощайте! — сдержав улыбку, ответила мать. А проводив
девочку, подошла к окну и,
смеясь, смотрела, как по улице, часто семеня маленькими ножками, шел ее товарищ, свежий, как весенний цветок, и легкий, как бабочка.
— Мама! Мама! Ах, как хорошо тут, мама! — кричит ей мальчик и опять целуется с детьми, и хочется ему рассказать им поскорее про тех куколок за стеклом. — Кто вы, мальчики? Кто вы,
девочки? — спрашивает он,
смеясь и любя их.
Где это он теперь: всё блестит, всё сияет и кругом всё куколки, — но нет, это всё мальчики и
девочки, только такие светлые, все они кружатся около него, летают, все они целуют его, берут его, несут с собою, да и сам он летит, и видит он: смотрит его мама и
смеется на него радостно.
Валек, вообще очень солидный и внушавший мне уважение своими манерами взрослого человека, принимал эти приношения просто и по большей части откладывал куда-нибудь, приберегая для сестры, но Маруся всякий раз всплескивала ручонками, и глаза ее загорались огоньком восторга; бледное лицо
девочки вспыхивало румянцем, она
смеялась, и этот смех нашей маленькой приятельницы отдавался в наших сердцах, вознаграждая за конфеты, которые мы жертвовали в ее пользу.
Несомненно, кто-то высасывает жизнь из этой странной
девочки, которая плачет тогда, когда другие на ее месте
смеются.
Видит он еще двух великих княжен. Одна постарше, другая почти
девочка. Обе в чем-то светлом. У обеих из-под шляпок падают до бровей обрезанные прямой челочкой волосы. Младшая
смеется, блестит глазами и зажимает уши: оглушительно кричат юнкера славного Александровского училища.
Скоро мы перестали нуждаться в предбаннике: мать Людмилы нашла работу у скорняка и с утра уходила из дому, сестренка училась в школе, брат работал на заводе изразцов. В ненастные дни я приходил к
девочке, помогая ей стряпать, убирать комнату и кухню, она
смеялась...
— Сейчас, сейчас, — бормотал он, а Саша и Лида, рыдая и
смеясь, целовали ему холодные руки, шапку, доху. Красивый, томный, избалованный любовью, он не спеша приласкал
девочек, потом вошел в кабинет и сказал, потирая руки...
Елена Андреевна. Какая ты еще
девочка. Конечно, хотела бы! (
Смеется.) Ну, спроси еще что-нибудь, спроси…
Четверо людей вздрогнули, сердито вскинули пыльные головы —
девочка била в ладоши и
смеялась, притопывая маленькими ногами, сконфуженная мать ловила ее руку, что-то говоря высоким голосом, мальчишка — хохотал, перегибаясь, а в чаше, по темному вину, точно розовые лодочки, плавали лепестки цветов.
Илья тоже привык к этим отношениям, да и все на дворе как-то не замечали их. Порой Илья и сам, по поручению товарища, крал что-нибудь из кухни или буфета и тащил в подвал к сапожнику. Ему нравилась смуглая и тонкая
девочка, такая же сирота, как сам он, а особенно нравилось, что она умеет жить одна и всё делает, как большая. Он любил видеть, как она
смеётся, и постоянно старался смешить Машу. А когда это не удавалось ему — Илья сердился и дразнил
девочку...
С выражением
девочки, которой очень хочется шалить, она легко вздохнула и опять
засмеялась.
Это, — продолжала Дора, — это Оля и Маша, отличающиеся замечательной неразрывностью своей дружбы и потому называемые «симпатичными попугаями» (девушки
засмеялись); это все мелкота, пока еще не успевшая ничем отличиться, — сказала она, указывая на маленьких
девочек, — а это Анна Анисимовна, которую мы все уважаем и которую советую уважать и вам.
Иногда у могилы я застаю Анюту Благово. Мы здороваемся и стоим молча или говорим о Клеопатре, об ее
девочке, о том, как грустно жить на этом свете. Потом, выйдя из кладбища, мы идем молча, и она замедляет шаг — нарочно, чтобы подольше идти со мной рядом.
Девочка, радостная, счастливая, жмурясь от яркого дневного света,
смеясь, протягивает к ней ручки, и мы останавливаемся и вместе ласкаем эту милую
девочку.
Лилии даже
засмеялись. Они думали, что маленькая северная
девочка шутит над ними. Правда, что с севера каждую осень прилетали сюда громадные стаи птиц и тоже рассказывали о зиме, но сами они ее не видали, а говорили с чужих слов.
Вообще, когда она стала ходить, как
девочка, по митингам и собраниям, и ее любезно проводили в первые ряды? Даже в газету раз попала, и репортер придавал ее появлению на митинге очень большое значение, одобрял ее и называл «генеральша Н.». Тогда же по поводу заметки очень
смеялись над нею дети.
Я читаю французские книжки и поглядываю на окно, которое открыто; мне видны зубцы моего палисадника, два-три тощих деревца, а там дальше за палисадником дорога, поле, потом широкая полоса хвойного леса. Часто я любуюсь, как какие-то мальчик и
девочка, оба беловолосые и оборванные, карабкаются на палисадник и
смеются над моей лысиной. В их блестящих глазенках я читаю: «Гляди, плешивый!» Это едва ли не единственные люди, которым нет никакого дела ни до моей известности, ни до чина.
Нахмурясь с досады, шагает он дальше, едва замечая, что не один прохожий улыбнулся, на него глядя, и обратился ему вслед и что какая-нибудь маленькая
девочка, боязливо уступившая ему дорогу, громко
засмеялась, посмотрев во все глаза на его широкую созерцательную улыбку и жесты руками.
Но царь
рассмеялся и приказал каждому и каждой из посланных подать поодиночке серебряный таз и серебряный кувшин для умывания. И в то время когда мальчики смело брызгались в воде руками и бросали себе ее горстями в лицо, крепко вытирая кожу,
девочки поступали так, как всегда делают женщины при умывании. Они нежно и заботливо натирали водою каждую из своих рук, близко поднося ее к глазам.
Мальчик возит в салазках
девочку с ребенком, другой мальчик, лет трех, с окутанной по-бабьи головой и с громадными рукавицами, хочет поймать языком летающие снежинки и
смеется.
Дети волновались и шумели, нетерпеливо ожидая елки. Опыт с ружьем, проделанный мальчиком, внушавшим к себе уважение ростом и репутацией испорченного, нашел себе подражателей, и несколько кругленьких носиков уже покраснело.
Девочки смеялись, прижимая обе руки к груди и перегибаясь, когда их рыцари, с презрением к страху и боли, но морщась от ожидания, получали удары пробкой.
— Испугалась! — восклицает
девочка и
смеётся.
Томми согласен. Он
смеется, берет Матрешку за шею и тащит к себе в рот. Но это только шутка. Слегка пожевав куклу, он опять кладет ее
девочке на колени, правда немного мокрую и помятую.
Елена легла грудью на ковер и вдыхала слабый запах резеды. Здесь, внизу, откуда странно было смотреть на нижние части предметов, ей стало еще веселей и радостней. Как маленькая
девочка,
смеялась она, перекатываясь по мягкому ковру.
До сих пор он не знал, что он любит людей и солнце, и не понимал, почему они так изменились в его глазах и почему хочется ему и
смеяться и плакать, глядя в испуганное лицо
девочки или подставляя зажмуренные глаза солнечному лучу, желтому и теплому.
Девочки смеялись. Но мне нисколько не было смешно. Все во мне протестовало, я чувствовала, что закипаю негодованием…
Девочки смеялись. Действительно, Пуд была жалка, отвратительна и невозможно комична в роли танцовщицы.
— Да, наши предки Рим спасли! —
рассмеялась мне в лицо странная
девочка, заставив меня вспыхнуть от незаслуженной обиды.
А Дунюшка тут. Посадили ее на кровать возле матери. Белокуренькая
девочка смеется аленьким ротиком и синенькими глазками, треплет розовую ленточку, что была в вороту́ материной сорочки… Так и заливается — ясным, радостным смехом.
— Хи-хи-хи! Эвона командирша-то! —
засмеялась Васса. — Небось нос тебе не откусит тетя Леля. Ишь ты, сама не идет и Дуню не пущает! Куды, как ладно! Дунюшка, — смягчая до нежности свой резкий голос, обратилась к
девочке Васса, — пойдешь с нами, я тебе сахарцу дам? — и она заискивающе глянула в глаза Дуне. Голубые глазки не то испуганно, не то недоверчиво поднялись на Вассу.
Действительно, долго не могли забыть
девочки своего «похода» к гадалке. Даже маленькая Дуня от души
смеялась, вспоминая потешную птичью физиономию Вассы, мастерски размалеванную «гадалкой».
Отдай мне Наташу, если тебе прискучит
девочка…» Вы шутили тогда, а maman
смеялась.